КТО ЖЕ ТЫ?

Кто я? Преступник? Да нет. Просто очень нехороший парень. Я нахожусь в поперечном состоянии между наполненностью эмоций и полном их отсутствием. Какие-то вещи действительно увлекают меня, на какие-то мне просто наплевать. Может быть, потому, что кое-что мне кажется скучным, а кое-что — нет. Иногда мне грустно, и я думаю, что это смешно. Мне нет дела до остальных. Я никому не мешаю и ни к кому не пристаю. Может, на самом деле я славный парень? И до меня никому нет дела. Это полная свобода, вроде. Freedom, если выражаться по-английски. Свобода набрать в продуктовую корзину побольше того, что увлекает и еще больше того, что — нет. Я много чего ненавижу. Просто ненавижу. Ненавижу инвалидов, ненавижу детей, ненавижу идиотов. Простые умы скучны, как утренние новости, и я не могу находиться рядом с ними. Невинность — всего лишь безобидный синоним невежества, а я ненавижу всех тупиц.

Маленький ребенок умирает на коленях у матери, а она лишь пялится в стену и пожимает плечами.
На самом деле я преувеличиваю.
Моих родителей звали мистер и миссис Декйстра. Я не тружусь вспоминать их имена, уверен, моего они не помнят. Хотя должны бы, ведь именно они мне его и дали. Мы жили бедно, и каждый из нас выбрал свой угол. Отец прирос к креслу-качалке, а мать узурпировала диван и телевизор. На остальное ей было плевать, потому что все, что она любила — это шитье и смотреть по кабельному "Семью Фьюд". Для меня, как и для прочего ненужного хлама, вполне подходила кладовка. Кровать туда не вошла, так что я просто положил на пол матрас. В любом случае, я не могу спать на кровати. Если я сплю слишком далеко от земли, мое сознание теряет точку опоры и парит где-то надо мной. Поверьте мне, когда твое сознание парит над телом, заснуть не так уж просто. Мне всегда было достаточно кладовки, но вскоре я и ее потерял. Как-то весной мистер Дейкстра решил избавиться от мусора, что у них накопился. Он выкинул старый сэмплер, отдал в церковь одежду своей покойной матери. Посовещавшись с миссис Дейкстра, он также решил, что сын им тоже не нужен. Так что я рано ушел от предков. Жил один, работал в маленьких магазинчиках и думал, что им меня не хватает. Но им было все рано и пусть они катятся к черту.
Мистер Дейкстра был арестован за продажу героина двенадцатилетнему мальчику. Когда судья дал ему последнее слово, он лишь уставился в стену и пожал плечами. Что касается миссис Дейкстра... Однажды я позвонил и спросил, скучает ли она без меня. Она замолчала. Я уверен, она тоже смотрела в стену и пожимала плечами. Больше я ей не звонил.

От книжной романтики реальная улица отличается тем, что на Оливера Твиста всем наплевать. Работный дом — не тюрьма для неимущих, а шанс, который было бы глупо упустить. О способах выживания на улице ВВС следовало бы снять отдельный цикл передач. Тогда Беар Гриллз понял бы, что он — сраный немытый турист. Улица своенравна. Она подыхает от скуки и, пытаясь развлечься, лопается длинными причудливыми расщелинами, раскалывая тех, кто имел смелость назвать себя крепким. Когда-нибудь она обязательно хуйнет тебя по яйцам и превратит в кучу дерьма. А до тех пор, пока она этого не сделала, можно спустить штаны ниже задницы, кричать о свободе и быть самим собой. Ведь ради этого ты сюда и пришел.

Я не зрел. Я еще не понял этот мир, но зато понял, что нельзя доказать ни одну философскую теорию, поэтому все они бесполезны. Никто никогда не узнает всей правды, поэтому нет смысла беспокоиться. Я — философ-философоненавистник. Но реинкарнация — совсем другое дело. Моя младшая сестра, Ренске, реинкарнировала в моего домашнего хорька после своей смерти. Потом мой хорек реинкарнировал в домашнего паука, потом в тачку и, наконец, в камень. Это всегда предмет или животное, но не человек, которой мог бы сказать: «Привет, я новое воплощение твоей сестры», так что со мной хрен поспоришь, не так ли? Не думаю, что я несу ответственность за ее смерть. Лично я считаю, что это была вина моих родителей или, скорее всего, самого Господа. Вина — сильно сказано. Божий произвол. За всеми детьми кто-то когда-то недосмотрел.

В чем разница между мной и ветром? В том, что ему не нужно знать свой предел. Ему не нужно управление. Куда бы его ни занесло, он не остановится и не стихнет. В отличии от меня. Наткнувшись на препятствие, ветер разбивается на множество потоков, которые продолжают движение каждый в свою сторону. А мое лицо замирает в попытке заняться оральным сексом со стволом дерева, но поскольку дерево я сексуально не привлекаю, оно пробивает мне череп. Свет, похожий на разряд молнии, возникает ниоткуда и разрывает горизонт. Яркий, как атомный взрыв, он исчезает через пару секунд. Я разбиваюсь насмерть.
Единственное, что я слышу — тишина. Я вижу, как то, что образно называют жизнью, оставило мое тело. Я смотрю на себя со стороны. Столько лет невнимания к себе превратили меня в больного урода. Мое лицо в грязи. Я пробую на вкус жука, который пробует меня в ответ.

Достав меня из комы, врачи сообщили, что отныне моя голова не в порядке. Они просили чек в качестве "спасибо" за мое спасение, но я знал, что своей жизнью обязан совсем другому парню. Думаю, той вспышкой Бог хотел сказать мне, что небеса переполнены и там больше не осталось места ни для одной души, так что он решил аннулировать мое умирание. С этого момента я стал верующим. Сегодня уже не найдешь христиан, по крайней мере, сильно приверженных. Сейчас вообще нет никаких религий. Миру скучно. И религия наскучила всем в первую очередь. Люди перестали ходить в церковь и молиться. Феномен веры почти испарился, раз — и нет. Кроме тех случаев, когда религия превратилась для человека в такую глубокую привычку, что от нее уже нельзя отказаться. Привычка — очень важное слово на сегодняшний день. Она одна заставляет мир шевелиться.

Когда мы даем кому-то второй шанс, мы обязательно рассчитываем на что-то. Так и Бог хотел бы, думаю, вернуть меня, сбившегося, на верный путь. Хотел бы, чтобы я переосмыслил свою жизнь, сел за руль и начал слушать радио. Но у меня была одна невыносимая и очень сильная привычка, в которой я никак не мог себе отказать: привычка быть собой. Она тормошила мою жизнь, как электрический бык в американском родео. Меня швыряло в сторону магазинных краж и маргинальных ребят с выбитыми зубами, которых не стыдно брать на дело. Я не любил ходить. Мне нужно было быстро бегать и убедительно врать. Руки не тянулись к небу, их больше привлекало другое. Так я и попал в тюрьму. Замечательное место для того, чтобы научиться молиться. Это как монастырь. Место аскетических практик. Там меня обрили налысо и посадили на нары, где дни длиннее, а жизнь короче. Пять лет — это не время, а только количество насечек на стене. Пионерский лагерь для ублюдков. Лето — маленькая жизнь. А произошло все это потому, что я всегда был предан себе.

Я не из тех, у кого горе от ума, семь пятниц на неделе и драма в крови как серотонин. Я подешевле, попроще. Но не дешевый и не простой. Я не глупый, но глупым притворялся. Когда ты глупый, тебе в голову не приходят многие вещи. Либо не приходят, либо выветриваются очень быстро вместе с ветром из ушей. Вот изнасиловал ты девушку и забыл об этом. Тебе и в голову не придет, что у нее есть чувства и личная жизнь, которую ты испортил. Не от эгоизма не придет. От глупости. Так что, изнасиловав Мерил и оценив свою работу в двести тысяч баксов, я сделал вид, что в мою голову при этом ничего не попало. Но на этот раз я ошибся, впервые почувствовав груз вины, тяжелее собственного тела. Скрывшись под ником Джусси Пусси, я стал интернет-подружкой Мэрил. Стал ее шкатулкой с секретами и этим был доволен. Но довольство рано или поздно заканчивается. Как бухло. Иногда даже быстрее бухла. Я перестал быть доволен нашей дружбой, когда Мерил подняла наштукатуренное лицо Джусси и обнаружила под ним мое. Слез было много. Ее слез, моих тоже. Я проводил ее до дома. Руки тянулись не к дверному замку, где плавает в воздухе моя бессрочная индульгенция. Их больше привлекала Мерил.
Мерил? Так я снова попал в тюрьму.

это интересно:
— испытывает нездоровое сексуальное влечение к образу Иисуса Христа
— считает, что его сестра реинкарнировала в камень, везде таскает его с собой
— более десяти лет хуво играет на виолончели
— ненавидит разговоры по телефону и сладкое